Just say yes
Ох, что расчехлила! Я на дайри бываю только набегами в дни больших праздников (когда заканчиваются зфб и фб, то есть). Но на фикбук или ао3 мне этот текст тащить не хочется, так что вот.
Для Rustor!
Оно не совсем вычитано, это даже не драббл, там 1362 слова!
В общем, вот
Мидотака, на ключ «рассыпать чай»В Шанхае было привычно слышать речь на самых разных языках: английском и всех его возможных вариантах (в самый тупик Шинтаро ставил английский у австралийцев — девяносто процентов чистейшего, не замутнённого логикой сленга, десять процентов — обычная речь, но на самом деле не факт, что тоже не сленг, и от этого беседа с ними напоминала телевикторину, попробуй, угадай, что этот чудак имел в виду, когда записывался к нему на приём. Даже диалект выходцев из ЮАР казался куда более адекватным. Шинтаро любил интеллектуальные развлечения и загадки, но не настолько), русском, немецком, французском, испанском, корейском, японском. В Шанхай приезжали десятки тысяч туристов в день, но волной куда мощнее несло сюда фанатичных трудоголиков: волной и обещаниями фантастической китайской прибыли. Как это ни скорбно было признавать, Шинтаро принадлежал ко второй группе шанхайских новопоселенцев. На самом деле, всё было не так цинично: Акаши, связь с которым он сохранил не только после школы, но и после выпуска из медицинской академии, посоветовал отличную клинику, где требовался ассистент хирурга. То, что клиника находилась в Шанхае, Шинтаро взволновало только в самую последнюю очередь.
Так что за три неполных года жизни и работы в Шанхае Шинтаро привык к самым разным людям и самым разным языкам, некоторых из которых он так и не опознал. Мир за пределами Японии оказался изматывающим, утягивающим, словно воронка, на дне которой открывались удивительные возможности, но иногда слышать знакомую с детства речь было упоительно приятно. Словно ему опять было десять, он стоял с матерью в небольшой чайной за углом, где по маленьким мешочкам им насыпали горстями ароматный чай. Сейчас Шинтаро действительно стоял в небольшом магазинчике, отгородившись стеллажами с чаем во всевозможных упаковках, консистенциях и состояниях, окружённый густым запахом и купающийся в слегка варёном после рабочего дня состоянии. Дома запасы чая подходили к концу, кофе Шинтаро на дух не переносил, так что этот магазинчик стал для него чем-то вроде священного храма, куда он делал подношения стабильно раз в месяц. Благо, магазинчик удачно располагался прямо по дороге от станции метро к его дому, и Шинтаро достаточно быстро удалось наладить бесперебойную систему своего функционирования в Китае.
Видимо, не совсем бесперебойную: сначала Шинтаро показалось, что он ослышался. Прислушался. Нет, не ошибся: за соседним стеллажом двое шептались по-японски и, похоже, пребывали в полном ужасе. Шинтаро нахмурился. Он привык к разным языкам, но японцев, да и вообще иностранцев, видел в этом магазинчике впервые, всё же он располагался хоть и в хорошем районе, но явно не в центре.
Двое продолжали шептаться, всё громче и громче. К шёпоту примешивался какой-то сухой звук и неприкрытая паника. Шинтаро нахмурился сильнее и пошёл в сторону говорящих.
Стеллажи расступились, летнее закатное солнце контрастными тенями высветило двоих молодых людей: парня и девушку, которые яростно шептались, склонившись над просыпанными из какого-то мешочка чаинками.
— Казу, твою мать… — выдохнула девушка, скрючившись в три погибели. От её дыхания часть чаинок залетела под стеллаж.
— Что мою-то, — хрипло завыл от смеха парень, и от его движений ещё часть чаинок разлетелась по полу.
— Ты знаешь, сколько стоит тут чай? Знаешь? Мы могли бы нашей маме купить… купить, я не знаю, что-то более полезное!.. А теперь придётся выложить восемьдесят — сколько? — юаней за порванный мешочек! Казу, ты рукожоп, никогда больше с тобой никуда не поеду, ты…
Девушка всё шипела, её брат, судя по всему, быстро и стремительно умирал от смеха и, отступив на пару шагов назад, начал заваливаться на скользком полу.
Ожили рефлексы. Шинтаро не успел и подумать, как ухватил парня за локоть, крепко обхватил пальцами тёплую, почти горячую кожу. Зрение словно подводило, выхватывало происходящее яркими стоп-кадрами. Вот девушка вскинула голову, испуганно смотря на словно из ниоткуда взявшегося Шинтаро, вот мешочек в её руках, из которого неаккуратно высыпались на пол чаинки, вот парень в его руках восстановил равновесие, сделал шаг вперёд, словно оборотень, принял вид Казунари Такао и потрясённо выдохнул:
— Шин-чан.
Шинтаро должен был узнать раньше. Догадаться, раз всегда так гордился своим интеллектом. Но мозг словно сварился в его голове, ноги приросли к полу, пальцы — к коже Такао Казунари чуть выше локтя, которого в Шанхае просто быть не могло. Они бы так и стояли, открывая и закрывая рты, как рыбы в аквариуме, пока работники магазина, наконец, не обратили внимание на подозрительный шум.
Всё будто завертелось, как цветное бельё в стиральной машинке. У Шинтаро звенело в голове, он не помнил, как объяснялся с работниками магазина за учинённый беспорядок, потому что знание языка у Такао и его сестры предсказуемо было на уровне двухстраничной брошюры для туристов, ладно хоть поклонились с виноватым видом и пару раз неуверенно пробормотали «се-се, йа-йа». Нестройной кучкой они вывалились из магазинчика, и только тогда Шинтаро понял, что, во-первых, вышел из магазина с чужими покупками, во-вторых, себе не взял ровным счётом ничего, а в-третьих, совершенно не знал, что ему, им со всем этим делать. Неуютная, неловкая, как в плохих дорамах, тишина обволокла их. Улица тоже была не так уж и популярна, хотя Шинтаро явно лукавил. Народу здесь было более чем достаточно, как и голосов, и звуков.
— Большое спасибо, Мидорима-кун, — сестра Такао явно взяла на себя смелость завязать светскую беседу. Шинтаро сил для ответной любезности не чувствовал. Он старался не смотреть на них, но взгляд всё равно соскальзывал на Такао Казунари. На Такао Казунари, которого в Шанхае не должно было быть и который за всё это время не сказал ему и слова, кроме того «Шин-чан», что, вообще-то, для него было абсолютно несвойственно.
Шинтаро мог бы предложить им показать город, посоветовать места, где можно было неплохо поесть без риска сжечь себе специями и соусами желудок (но Такао, он это помнил прекрасно, острая еда всегда была по вкусу, и на этой мысли Шинтаро услышал взрыв наигранного, искусственного смеха за кадром), нехоженые маршруты, далёкие от банальных туристических экскурсий. Но не стал. Что вообще можно сказать человеку, рядом с которым провёл свою юность, которого любил, как умел только зелёный юнец, и которого вышвырнул из жизни, потому что… что? Шинтаро даже в свои двадцать семь не мог себе внятно объяснить, почему, хотя провёл за рефлексиями на эту тему не один бесконечно тянущийся час своей жизни. Наверное, потому что был… даже спустя столько лет тяжело признавать, каким он был мудаком по отношению к самым близким ему людям. Мозг буксовал.
Шинтаро ничего предлагать не стал. Он знал, что Такао наверняка перерыл не один десяток форумов, знал все интересные места ещё лучше местных, выучил все байки и через пару часов пребывания в городе мог пересказать все самые свежие сплетни. Поэтому спрашивать, что они здесь делали, не стал тоже.
Шинтаро не помнил даже, что говорил. Кажется, это было что-то вроде холодного и неприветливого «очень приятно было увидеть вас здесь, но мне пора, спешу, дела, желаю прекрасно провести время и купить вашей маме хороший подарок». Какие дела у него были летним вечером в среду, уточнять не стал, а просто деревянно улыбнулся, поправил очки и так же деревянно пошёл по улице, оставив брата и сестру Такао позади себя. Накрывало бессильной злобой и духотой. Стоило улететь в огромный мегаполис, в огромную страну, чтобы спрятаться у всех на виду и понять, что всё это оказалось обманкой. Фокусом. Шинтаро этого знать не хотел, он хотел лишь жить обычной, привычной жизнью, и чтобы из старой ему слал приветы только Акаши.
Шинтаро знал, что произойдёт, ещё за пару секунд до. Сначала он услышал, как позади него кто-то (кое-кто) нёсся, чуть ли не расталкивая прохожих, потом ощутил крепкую хватку чуть выше локтя — Шинтаро пожалел, что даже летом носил рубашки с длинным рукавом — и увидел лицо Такао Казунари перед собой. Выражение его лица было сложным, словно он не совсем понял, что ему нужно делать, но Такао Казунари всегда был великолепным импровизатором. Не подвело его это умение и сейчас.
— Шин-чан! — воскликнул он, хотя Шинтаро ясно почувствовал, как трудно ему это далось: максимум, кем он сейчас для него был, — это Мидорима-сан. — Вообще-то, очень невежливо вот так уходить, бросать нас в чужом городе, отказаться от восьмидесяти юаней — ты что, пижон? — и даже не дать пригласить себя поужинать, раз мы тут немного накосячили!
Такао потянулся свободной рукой в карман, достал телефон, разблокировал и чуть ли не сунул его Шинтаро под нос.
— Давай, диктуй свой лайн или вичат, раз ты теперь тут ошиваешься, — немного зло, немного облегчённо рассмеялся он. — Теперь ты точно не отвертишься, понял?
Такао вновь внёс в его жизнь хаос, как сделал это в пятнадцать, поднял песок и всю муть с его тёплого и знакомого дна, отчего Шинтаро пришлось подниматься на бликующую гладкую поверхность, только чтобы обнаружить, что буря улеглась, воронка, затянувшая его, давно рассосалась, а вдалеке виднелся окрашенный яркими огнями берег.
Для Rustor!
Оно не совсем вычитано, это даже не драббл, там 1362 слова!
В общем, вот
Мидотака, на ключ «рассыпать чай»В Шанхае было привычно слышать речь на самых разных языках: английском и всех его возможных вариантах (в самый тупик Шинтаро ставил английский у австралийцев — девяносто процентов чистейшего, не замутнённого логикой сленга, десять процентов — обычная речь, но на самом деле не факт, что тоже не сленг, и от этого беседа с ними напоминала телевикторину, попробуй, угадай, что этот чудак имел в виду, когда записывался к нему на приём. Даже диалект выходцев из ЮАР казался куда более адекватным. Шинтаро любил интеллектуальные развлечения и загадки, но не настолько), русском, немецком, французском, испанском, корейском, японском. В Шанхай приезжали десятки тысяч туристов в день, но волной куда мощнее несло сюда фанатичных трудоголиков: волной и обещаниями фантастической китайской прибыли. Как это ни скорбно было признавать, Шинтаро принадлежал ко второй группе шанхайских новопоселенцев. На самом деле, всё было не так цинично: Акаши, связь с которым он сохранил не только после школы, но и после выпуска из медицинской академии, посоветовал отличную клинику, где требовался ассистент хирурга. То, что клиника находилась в Шанхае, Шинтаро взволновало только в самую последнюю очередь.
Так что за три неполных года жизни и работы в Шанхае Шинтаро привык к самым разным людям и самым разным языкам, некоторых из которых он так и не опознал. Мир за пределами Японии оказался изматывающим, утягивающим, словно воронка, на дне которой открывались удивительные возможности, но иногда слышать знакомую с детства речь было упоительно приятно. Словно ему опять было десять, он стоял с матерью в небольшой чайной за углом, где по маленьким мешочкам им насыпали горстями ароматный чай. Сейчас Шинтаро действительно стоял в небольшом магазинчике, отгородившись стеллажами с чаем во всевозможных упаковках, консистенциях и состояниях, окружённый густым запахом и купающийся в слегка варёном после рабочего дня состоянии. Дома запасы чая подходили к концу, кофе Шинтаро на дух не переносил, так что этот магазинчик стал для него чем-то вроде священного храма, куда он делал подношения стабильно раз в месяц. Благо, магазинчик удачно располагался прямо по дороге от станции метро к его дому, и Шинтаро достаточно быстро удалось наладить бесперебойную систему своего функционирования в Китае.
Видимо, не совсем бесперебойную: сначала Шинтаро показалось, что он ослышался. Прислушался. Нет, не ошибся: за соседним стеллажом двое шептались по-японски и, похоже, пребывали в полном ужасе. Шинтаро нахмурился. Он привык к разным языкам, но японцев, да и вообще иностранцев, видел в этом магазинчике впервые, всё же он располагался хоть и в хорошем районе, но явно не в центре.
Двое продолжали шептаться, всё громче и громче. К шёпоту примешивался какой-то сухой звук и неприкрытая паника. Шинтаро нахмурился сильнее и пошёл в сторону говорящих.
Стеллажи расступились, летнее закатное солнце контрастными тенями высветило двоих молодых людей: парня и девушку, которые яростно шептались, склонившись над просыпанными из какого-то мешочка чаинками.
— Казу, твою мать… — выдохнула девушка, скрючившись в три погибели. От её дыхания часть чаинок залетела под стеллаж.
— Что мою-то, — хрипло завыл от смеха парень, и от его движений ещё часть чаинок разлетелась по полу.
— Ты знаешь, сколько стоит тут чай? Знаешь? Мы могли бы нашей маме купить… купить, я не знаю, что-то более полезное!.. А теперь придётся выложить восемьдесят — сколько? — юаней за порванный мешочек! Казу, ты рукожоп, никогда больше с тобой никуда не поеду, ты…
Девушка всё шипела, её брат, судя по всему, быстро и стремительно умирал от смеха и, отступив на пару шагов назад, начал заваливаться на скользком полу.
Ожили рефлексы. Шинтаро не успел и подумать, как ухватил парня за локоть, крепко обхватил пальцами тёплую, почти горячую кожу. Зрение словно подводило, выхватывало происходящее яркими стоп-кадрами. Вот девушка вскинула голову, испуганно смотря на словно из ниоткуда взявшегося Шинтаро, вот мешочек в её руках, из которого неаккуратно высыпались на пол чаинки, вот парень в его руках восстановил равновесие, сделал шаг вперёд, словно оборотень, принял вид Казунари Такао и потрясённо выдохнул:
— Шин-чан.
Шинтаро должен был узнать раньше. Догадаться, раз всегда так гордился своим интеллектом. Но мозг словно сварился в его голове, ноги приросли к полу, пальцы — к коже Такао Казунари чуть выше локтя, которого в Шанхае просто быть не могло. Они бы так и стояли, открывая и закрывая рты, как рыбы в аквариуме, пока работники магазина, наконец, не обратили внимание на подозрительный шум.
Всё будто завертелось, как цветное бельё в стиральной машинке. У Шинтаро звенело в голове, он не помнил, как объяснялся с работниками магазина за учинённый беспорядок, потому что знание языка у Такао и его сестры предсказуемо было на уровне двухстраничной брошюры для туристов, ладно хоть поклонились с виноватым видом и пару раз неуверенно пробормотали «се-се, йа-йа». Нестройной кучкой они вывалились из магазинчика, и только тогда Шинтаро понял, что, во-первых, вышел из магазина с чужими покупками, во-вторых, себе не взял ровным счётом ничего, а в-третьих, совершенно не знал, что ему, им со всем этим делать. Неуютная, неловкая, как в плохих дорамах, тишина обволокла их. Улица тоже была не так уж и популярна, хотя Шинтаро явно лукавил. Народу здесь было более чем достаточно, как и голосов, и звуков.
— Большое спасибо, Мидорима-кун, — сестра Такао явно взяла на себя смелость завязать светскую беседу. Шинтаро сил для ответной любезности не чувствовал. Он старался не смотреть на них, но взгляд всё равно соскальзывал на Такао Казунари. На Такао Казунари, которого в Шанхае не должно было быть и который за всё это время не сказал ему и слова, кроме того «Шин-чан», что, вообще-то, для него было абсолютно несвойственно.
Шинтаро мог бы предложить им показать город, посоветовать места, где можно было неплохо поесть без риска сжечь себе специями и соусами желудок (но Такао, он это помнил прекрасно, острая еда всегда была по вкусу, и на этой мысли Шинтаро услышал взрыв наигранного, искусственного смеха за кадром), нехоженые маршруты, далёкие от банальных туристических экскурсий. Но не стал. Что вообще можно сказать человеку, рядом с которым провёл свою юность, которого любил, как умел только зелёный юнец, и которого вышвырнул из жизни, потому что… что? Шинтаро даже в свои двадцать семь не мог себе внятно объяснить, почему, хотя провёл за рефлексиями на эту тему не один бесконечно тянущийся час своей жизни. Наверное, потому что был… даже спустя столько лет тяжело признавать, каким он был мудаком по отношению к самым близким ему людям. Мозг буксовал.
Шинтаро ничего предлагать не стал. Он знал, что Такао наверняка перерыл не один десяток форумов, знал все интересные места ещё лучше местных, выучил все байки и через пару часов пребывания в городе мог пересказать все самые свежие сплетни. Поэтому спрашивать, что они здесь делали, не стал тоже.
Шинтаро не помнил даже, что говорил. Кажется, это было что-то вроде холодного и неприветливого «очень приятно было увидеть вас здесь, но мне пора, спешу, дела, желаю прекрасно провести время и купить вашей маме хороший подарок». Какие дела у него были летним вечером в среду, уточнять не стал, а просто деревянно улыбнулся, поправил очки и так же деревянно пошёл по улице, оставив брата и сестру Такао позади себя. Накрывало бессильной злобой и духотой. Стоило улететь в огромный мегаполис, в огромную страну, чтобы спрятаться у всех на виду и понять, что всё это оказалось обманкой. Фокусом. Шинтаро этого знать не хотел, он хотел лишь жить обычной, привычной жизнью, и чтобы из старой ему слал приветы только Акаши.
Шинтаро знал, что произойдёт, ещё за пару секунд до. Сначала он услышал, как позади него кто-то (кое-кто) нёсся, чуть ли не расталкивая прохожих, потом ощутил крепкую хватку чуть выше локтя — Шинтаро пожалел, что даже летом носил рубашки с длинным рукавом — и увидел лицо Такао Казунари перед собой. Выражение его лица было сложным, словно он не совсем понял, что ему нужно делать, но Такао Казунари всегда был великолепным импровизатором. Не подвело его это умение и сейчас.
— Шин-чан! — воскликнул он, хотя Шинтаро ясно почувствовал, как трудно ему это далось: максимум, кем он сейчас для него был, — это Мидорима-сан. — Вообще-то, очень невежливо вот так уходить, бросать нас в чужом городе, отказаться от восьмидесяти юаней — ты что, пижон? — и даже не дать пригласить себя поужинать, раз мы тут немного накосячили!
Такао потянулся свободной рукой в карман, достал телефон, разблокировал и чуть ли не сунул его Шинтаро под нос.
— Давай, диктуй свой лайн или вичат, раз ты теперь тут ошиваешься, — немного зло, немного облегчённо рассмеялся он. — Теперь ты точно не отвертишься, понял?
Такао вновь внёс в его жизнь хаос, как сделал это в пятнадцать, поднял песок и всю муть с его тёплого и знакомого дна, отчего Шинтаро пришлось подниматься на бликующую гладкую поверхность, только чтобы обнаружить, что буря улеглась, воронка, затянувшая его, давно рассосалась, а вдалеке виднелся окрашенный яркими огнями берег.
@темы: графоманим, kuroko no basuke
-
-
05.05.2020 в 13:56Забрался он, конечно, далеко, хорошо зарылся, качественно) И как всегда, слишком много думает и слишком мало действует. Как хорошо, что Такао уже привык сэтим справляться, и знает. когда надо вцепиться и не отпустить. Уверена, в этот раз он пробьёт скорлупу Шин-чана))
А сестрёнка там за кадром профилактически в бок локтём братцу не заехала. чтобы не стоял столбом и догонял своё любимое чудище?
Спасибо
-
-
05.05.2020 в 20:00Забрался он, конечно, далеко, хорошо зарылся, качественно) И как всегда, слишком много думает и слишком мало действует. Как хорошо, что Такао уже привык с этим справляться, и знает. когда надо вцепиться и не отпустить. Уверена, в этот раз он пробьёт скорлупу Шин-чана))
Я склоняюсь к такой мысли, что Мидорима, мягко говоря, не очень разбирается в своих эмоциях и чувствах и, когда его накрывает, склонен всех отталкивать и забираться в свою раковину. Возможно, Такао в какой-то момент не хватило моральных сил его оттуда выкурить, и они разбежались. Только Такао явно не рассчитывал, что Мидорима разбежится аж до Китая))
А сестрёнка там за кадром профилактически в бок локтем братцу не заехала. чтобы не стоял столбом и догонял своё любимое чудище?
Сестрёнка — главный шиппер, так что там наверняка был не только локоть, но и пинок под коленку, и подзатыльник!
Это тебе спасибо!
-
-
06.05.2020 в 11:10Я склоняюсь к такой мысли, что Мидорима, мягко говоря, не очень разбирается в своих эмоциях и чувствах и, когда его накрывает, склонен всех отталкивать и забираться в свою раковину. Возможно, Такао в какой-то момент не хватило моральных сил его оттуда выкурить, и они разбежались. Только Такао явно не рассчитывал, что Мидорима разбежится аж до Китая))
Как вариант, да)))
Сестрёнка — главный шиппер, так что там наверняка был не только локоть, но и пинок под коленку, и подзатыльник!
Ахаха, отлично ^^